Все свои
Варлаам: Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, коль дело до петли доходит…
А. Пушкин. «Борис Годунов»
Их осталось совсем немного — наиболее близких претендентов на абсолютную власть: Берия, Маленков, Молотов, Ворошилов, Микоян, Хрущев, Булганин и Каганович. Они жили в роскоши, работали в Кремле, распоряжались судьбами миллионов людей. Они прошли огонь, и воду, и медные трубы, выжили, пережили войну, террор, казни и пытки товарищей по работе, которые Сталин творил их руками. Они служили ему преданно, понимая, что он все равно узнает, если обмолвятся хоть полунамеком против него. У них не было только одного — уверенности в своей безопасности.
А он стал стар, капризен, болен, подвержен приступам мании величия. Служить ему становилось все рискованней, все сильнее растравлялась их неприязнь друг к другу, все бескомпромисснее становилась борьба между ними за его благосклонность и наследование власти, прикрытая внешним дружелюбием. Время от времени он решал потасовать эту колоду, откладывая одних и вытаскивая других. Вот Каганович оказался в опале — из-за еврейского вопроса, Маленкова отодвинул Жданов, но сам внезапно умер, а вот и Молотов, и Ворошилов, и Микоян попали в опалу, готовясь к самому худшему, страшнее не придумаешь. И все всё знали, всё понимали, всё уже видели и проходили на примере соратников по партии и служению Сталину.
А он, со свойственным ему пренебрежением к людям вообще, и к ближайшим сподвижникам в частности, затеял новую страшную интригу — по сценарию, который они знали наизусть. Этот сценарий должен был окончиться уничтожением старых соратников, заменой их новыми, которые должны принести ему, Великому Сталину, мировое господство — победу социализма, причем именно сталинского социализма, во всем мире.
Развязка трагедии Сталина — убийство его ближайшими соратниками, обреченными им на уничтожение, досконально разобрана А. Авторхановым, затем эта версия подтверждена Э. Радзинским и Д. Волкогоновым. Разумеется, прямых доказательств не существует: обреченные на смерть заговорщики, поднаторевшие в кремлевских интригах, тщательно замели следы, как подготовки, так и осуществления убийства. Но косвенных улик предостаточно, а логика интерпретаторов безупречна. Ошибка Сталина на этот раз состояла в том, что он, привыкший просчитывать интриги на несколько ходов вперед, не позаботился скрыть замышленный им конечный результат. Много раз ему удавалось обставлять сподвижников-конкурентов, оставляя их не просто в дураках, но в могилах. Только в конце сороковых годов это уже не наивные партаппаратчики, мыслящие только партийными лозунгами, а набравшиеся опыта его собственные ученики, четко осознающие принятые в Кремле правила убийства и захвата власти. Да, он возвышался над всеми — не только славой, авторитетом, безграничной властью, но и способностями «разделять и властвовать», использовать в полной мере службы стукачей и палачей. Убаюканный славословием, уверениями в гениальности и их преданности, он потерял бдительность, к которой призывал народ на протяжении всего своего правления.
Во всем остальном перечисленные выше исследователи сталинизма видят не причуды капризного параноика, не манию преследования или манию величия, а четко продуманный и дерзко осуществляемый план экспансии его господства на Запад, упрочения своей власти и места в истории. Недаром на съезде Хрущев цитировал «отеческие» слова Сталина: «Вы слепы, как новорожденные котята; что будет без меня?»
Формально, по уставу партии, съезды ее должны были созываться не реже одного раза в четыре года. Добившись абсолютной власти, Сталин перестал созывать съезды: с марта 1939 года пропущено более четырех сроков созыва. Началась и окончилась Великая Отечественная война, приняли важнейшие международные и внутренние решения, теоретически находившиеся в компетенции только съезда партии, а Сталин и не думал его созывать. Даже пленум довоенного ЦК не созывался более пяти лет — при трехмесячном сроке по уставу. Видимо, он все же опасался, что «ученики», действуя в рамках устава, легально лишат его единоличной власти. После «ленинградского дела» Сталин начал терять контроль над аппаратом партии и полиции, где росло влияние Маленкова и Берия.
Чтобы предотвратить возможные покушения на единоличную власть, Сталин не хотел созывать съезд партии, пока не проведена вторая «великая чистка» — по примеру XVIII съезда, созванного только после первой «великой чистки», в 1939 году.
Однако «верные ученики» Берия и Маленков научились читать затаенные мысли Сталина и разгадывать его планы. Умудренные опытом, насмерть испуганные члены Политбюро заключили оборонительный союз против замыслов Сталина. Они протащили по инициативе Берия и Маленкова решение Политбюро — созвать в августе 1952 г. пленум ЦК ВКП(б) и назначить на нем созыв съезда партии. А к XIX съезду партии Сталин оказался в полной изоляции от остальных членов. На съезде — впервые за время сталинского правления — политический отчет ЦК делал не Сталин, а Маленков. Сам же Сталин отказался делать доклад на съезде, созванном вопреки его воле, он демонстративно игнорировал заседания, посетив из 18 только два — первое и последнее, и то провел там всего несколько минут.
Но он не сдался. На пленуме ЦК Сталин предложил XIX съезду вдвое расширить членский и кандидатский состав ЦК: было избрано 125 членов и 111 кандидатов в члены ЦК. Теперь пленуму ЦК он предложил, как бы соблюдая симметрию, избрать в Политбюро 25 членов и 11 кандидатов. Таким образом, он перемешивал попавших под подозрение сподвижников из старого Политбюро с рвущимися наверх новыми деятелями из областных партаппаратов, еще загипнотизированными «гением отца» и святостью его воли.
Старые члены Политбюро знали, какова цель Сталина. Через четыре года Хрущев доложил XX съезду: «Сталин, очевидно, намеревался покончить со всеми старыми членами Политбюро. Он часто говорил, что члены Политбюро должны быть заменены новыми людьми. Его предложение после XIX съезда об избрании 25 человек в Президиум Центрального Комитета было направлено на то, чтобы устранить всех старых членов из Политбюро и ввести в него людей, обладающих меньшим опытом, которые бы всячески превозносили Сталина. Можно предположить, что это было также намерением в будущем ликвидировать старых членов Политбюро...». Сталин обвинил Молотова в шпионаже в пользу Америки, а Ворошилова в шпионаже в пользу Англии, их жены-еврейки были обвинены в том же, причем жена Молотова уже сидела в подвалах Лубянки. Парадокс же состоит в том, что XIX съезд торжественно открыл Молотов и торжественно закрыл Ворошилов.
В прежнем Политбюро, кроме Сталина, было 10 членов. Во время выборов нового Президиума ЦК Сталин дал отвод шести членам из 10. Причем дал отвод даже и тем, кто скорее подставил бы затылок под пули чекистов, чем поднял руку на Сталина: Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Андрееву. Микоян и Косыгин еще надеялись вывернуться.
Чем же Сталин мотивировал отвод, данный заслуженным соратникам?
Процитируем снова доклад Хрущева на ХХ съезде: «Вследствие необычайной подозрительности Сталина у него даже появилась нелепая и смехотворная мысль, что Ворошилов был английским агентом... В доме Ворошилова была даже сделана специальная установка, позволяющая подслушивать, что там говорилось. Своим единоличным решением Сталин отстранил от работы в Политбюро еще одного человека — Андрея Андреевича Андреева. Это было одним из самых необузданных проявлений произвола. Вспомним о первом пленуме ЦК после XIX съезда партии, когда в своем выступлении Сталин, охарактеризовав Вячеслава Михайловича Молотова и Анастаса Ивановича Микояна, высказал мысль, что эти два старых работника нашей партии повинны в каких-то совершенно не доказанных проступках. Не исключена возможность, что если бы Сталин оставался у руля еще несколько месяцев, товарищи Молотов и Микоян, вероятно, не могли бы выступить с речами на сегодняшнем съезде».
После процесса «сионистских шпионов» во главе с Лозовским и Жемчужиной Сталину всюду мерещились сионистские заговорщики. Он стал подозревать не только каждого еврея, но и каждого коммуниста, женатого на еврейке. Он даже выискивал еврейских бабушек, дедушек, внуков. Так, у Хрущева нашли внучку от еврейской матери, у Берия — мать, якобы грузинскую еврейку, у Маленкова — дочь замужем за евреем. Когда Сталин, напоминая пленуму ЦК «ленинградское дело», «сионистское дело», «грузинское дело», стал разбирать членов Политбюро по косточкам, копаясь в их политических и генеалогических грехах, то выяснилось: из 11 членов Политбюро пять оказались с еврейскими родственниками (Молотов, Маленков, Ворошилов, Хрущев, Андреев), один — евреем (Каганович), один — «полуевреем» (Берия), два — причастными к «ленинградской мафии» (Косыгин и Микоян; сын последнего был женат на дочери Кузнецова), кроме самого Сталина только один человек оказался чистым — безвредный и бесцветный Булганин.
Итак, Сталин дал отвод шести членам старого Политбюро, но Молотов, Ворошилов, Микоян и Каганович были все-таки избраны в члены нового Политбюро. Это было первое поражение Сталина, и где? — в его же собственной партии! Члены пленума ЦК знали, что Сталин физически уничтожил 70 процентов состава пленума ЦК 1934 года за сопротивление предложению осудить Бухарина и Рыкова. Но ко времени этого съезда власть была уже не у Сталина, а у аппарата во главе с Маленковым и Берия. Теперь не Сталин контролировал аппарат, а аппарат контролировал его самого. Сталин был богом, пока партийно-полицейский аппарат находился в его руках, а теперь члены ЦК видели, что бог фактически низвергнут. Исчерпав другие средства, Сталин, наконец, решил пойти ва-банк. Он подал тому же пленуму ЦК заявление об освобождении его от должности генерального секретаря ЦК, во-первых, будучи убежден, что его не примут, а во-вторых, чтобы проверить отношение к этому соратников. Произошло невероятное: пленум принял отставку Сталина. Это было второе поражение Сталина.
Место Сталина в Секретариате ЦК занял Маленков. Только теперь он назывался не генеральный секретарь, а первый секретарь ЦК. Конечно, Сталин остался лидером партии, при перечислении членов Президиума и Секретариата ЦК его имя названо первым, вне алфавита. Но теперь он стал тем первым, который всецело зависел от вторых — Сталин не был бы самим собою, если бы примирился с этим. Следующий кризис он спровоцирует, стараясь вернуть неограниченную власть. Сталин пришел к выводу, что в сложившихся условиях лучше всего уничтожить всех, и «старогвардейцев» и «младогвардейцев», по рецептам 20-х годов.
Между тем в Праге и Варшаве готовились политические процессы над коммунистическими лидерами этих стран, а также процесс «титовцев» в Болгарии и Венгрии. «Сионистами» оказались генеральный секретарь ЦК компартии Чехословакии Сланский (еврей) и генеральный секретарь ЦК компартии Польши Гомулка (женат на еврейке) — Сталин действовал точно по рецепту Гитлера, говорившего о «заговоре мирового еврейства». Но главными жертвами чистки оказались ставленники Берия. Чиновников арестовали по обвинению в шпионаже, саботаже, диверсиях и государственной измене, но, так как они были людьми Берия, то обвинение против них косвенно наносило удары и Берия. Почти все арестованные высокие чины во главе с их лидером Рудольфом Сланским (настоящая фамилия — Зальцман) — Бедржих Геминдер, Рудольф Марголюс, Андре Симон, Артур Лондон и девять других протеже Берия — были евреями. Арестованных обвиняли также и в том, что они «сионисты»... Новая чистка имела типично антисемитский оттенок и инициирована лично Сталиным.
В Польше Сталин решил дискредитировать Берута и Берия арестом и показаниями против них, данными Берманом и Гомулкой. Он хотел доказать, что Берия замышлял заговор против Сталина и втянул в это своих польских ставленников. Но Берут тянул так долго, как только мог, и в конце концов спасла положение смерть Сталина.
Между тем чешские допросы и варшавские «сценарии» поступали к Берия, ибо допрашивали арестованных ставленников Берия другие его ставленники. Тут Сталин против воли попал в заколдованный круг. А что знал Берия, знал и Маленков, прочнейшим образом связавший с ним свою судьбу. Сталин не без тревоги наблюдал за их сближением. Каждый из них знал, что, если Сталин убьет одного, то обязательно убьет и другого. И союз их был лучшим способом застраховать жизнь.
К счастью для всей команды, выяснилось, что Сталину не все подвластно. Гонимые страхом, они вышли из повиновения. А. Авторханов пишет:
«Наивно думать, что политическое развитие в руководстве партии и государства определялось лишь взаимными интригами сталинцев, или объявлять кажущийся бессмысленным жестокий террор Сталина результатом паранойи. И интриганы, и Сталин боролись не только за власть, но и за определенный курс внутренней и внешней политики Кремля. Сталин никого не убивал из любви к убийству. Не был он и садистом, и еще меньше — параноиком. Такие оценки его действий вытекают из неправильной «антропологической» предпосылки: Сталина рассматривают как человека со всеми человеческими атрибутами, а поэтому все его нечеловеческие поступки сводят к душевной болезни. Между тем все поступки, действия, преступления Сталина целеустремленны, логичны и строго принципиальны. У него нет зигзагов душевнобольного человека: помрачение ума, а потом просветление, восторг сейчас, меланхолия через час, злодеяние сегодня и раскаяние завтра, как бывало с действительно больным Иваном Грозным. Сталин был политик, действующий уголовными методами для достижения цели. Более того, он представлял собою уникальный гибрид политической науки и уголовного искусства, превосходя этим всех других политиков. Сталин был принципиально постоянным в своих злодеяниях — в восемнадцать лет он выдал свой марксистский кружок в Тифлисской духовной семинарии жандармам (оправдывая себя тем, что так он сделал кружковцев революционерами); в двадцать восемь лет он руководил убийством людей на Эриванской площади в Тифлисе во время вооруженного ограбления казначейства; в тридцать восемь лет он лично командовал в Царицыне массовыми расстрелами пленных белогвардейцев; в сорок восемь лет начал подготовку к истреблению крестьянства; ему было пятьдесят восемь лет, когда по его приказу в 1937—1938 годах чекисты умертвили миллионы невинных людей; ему было уже семьдесят лет, когда он без суда расстрелял дюжину членов ЦК, своих ближайших помощников. Теперь он решил взяться за остальных. Сумасбродные действия, как говорит Хрущев? Ничуть не бывало. Целеустремленные и целеоправданные действия с гениальным чутьем предвидения. Если бы Сталину удалось уничтожить Политбюро 1952 года, он, вероятно, жил бы подольше, а антисталинского XX съезда партии в истории вовсе не было бы».
Заговор обреченных
Все известные истории тираны были мнительны, трусливы, они сами разрабатывали сложнейшие способы обеспечения личной безопасности, выкидывали разные трюки, чтобы проверить преданность слуг и соратников. Сталин превзошел предшественников.
Сталин жил в изолированной от внешнего мира, запрятанной в лесу, обнесенной высоким забором крепости в Кунцево, под Москвой, которая называлась Ближней дачей. Ни один тиран в истории так надежно не охранялся, как Сталин при Поскребышеве и Власике, и ни одна свита не была так предана владыке. Малограмотных охранников и поваров он производил в генералы и министры — например, Абакумова, Меркулова, Круглова. Каждый, кто шел к Сталину, независимо от чина и ранга, должен подвергаться обыску. Насколько строгой была личная охрана Сталина, показывает, например, случай с Молотовым. Однажды, возвращаясь из поездки в Лондон, Молотов прямо с аэродрома направился с докладом к Сталину в Кремль. Охрана нашла в кармане Молотова пистолет и не очень вежливо вытащила его оттуда. Молотов пожаловался Сталину, но тот заявил, что охрана выполняет инструкцию.
Для приготовления пищи создали специальную службу, куда, помимо снабженцев и поваров, входили санитарные врачи, дегустаторы, официанты, контролеры. Их здоровье, личную жизнь, лояльность постоянно проверяли. Яства, создаваемые лучшими поварами, приготавливали на особой кухне, опечатывали в термосах специальными печатями и доставляли к столу. Сталин не приступал ни к какому блюду, пока кто-нибудь в его присутствии не попробует.
Сталин был неуязвим, пока существовали его «внутренний кабинет» во главе с генералом Поскребышевым, его личная охрана во главе с генералом Власиком, комендатура Кремля во главе с генералом Косынкиным. Берия участвовал в подборе обслуги и охраны Сталина. Было время, когда Берия окружил Сталина только грузинами. Сталин обратил на это внимание и обвинил Берия, что он верит только грузинам, тогда как русские ему, Сталину, не менее преданы. Берия пришлось заменить охрану, но и после изгнания грузинов Берия продолжал контролировать свиту Сталина. Берия знал всех чекистов, и ему было легко их использовать для своих целей. Он понимал, что Сталина можно превратить в политический труп, только переступив через физические трупы преданных ему служак. Надо было убрать от Сталина его личного врача, начальника его личной охраны, начальника его личного кабинета, его коменданта Кремля. Их можно было убрать только руками самого Сталина.
Берия организовал пропажу секретных документов Сталина из бюро Поскребышева. Вероятно, Берия сумел утащить у Поскребышева, личного секретаря Сталина, служившего ему около 20 лет, что-то более секретное, чем экономические рукописи. И Сталин заявил: «Я уличил Поскребышева в утере секретного материала. Никто другой не мог этого сделать. Утечка секретных документов шла через Поскребышева. Он выдал секреты». И Сталин немедленно снял Поскребышева. Еще в октябре 1952 года Поскребышев выступал на XIX съезде партии и там избран членом ЦК, хотя жена его уже попала в ГУЛАГ. В декабре его арестовали, но расстрелять не успели.
Куда легче было направить гнев Сталина против генерала Власика. Как профессиональный чекист он был целиком в руках Берия, благодаря которому и удержался у Сталина столько лет. Малограмотный служака, ставший по иронии судьбы всесильным генералом, он с удовольствием предавался разврату, пьянству и стяжательству. Он был всем обязан Сталину, и его никак не удавалось использовать против Сталина, зато оказалось возможным спровоцировать Сталина на его арест, что Берия и сделал.
Места, освобожденные Поскребышевым, Власиком и их помощниками заняли люди, выдвинутые туда через Игнатьева — нового министра госбезопасности. Должность Поскребышева сначала занял второй по старшинству в «кабинете» — В. Н. Чернуха, работавший в секретариате Сталина с 1925 года. Очень быстро его заменил человек Маленкова — первый секретарь Ленинградского горкома КПСС В. Н. Малин. Малин был из числа тех маленковцев, которые пришли в аппарат партии в результате «великой чистки». Во время войны он был заместителем начальника Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандующего, и в этой должности соприкасался со Сталиным и имел тесный контакт с Берия. В 1949 году, когда начался разгром ждановцев, Маленков отправил в Ленинград самых верных людей. В конце 1952 года Малин перебрался в кресло Поскребышева, чтобы сыграть предназначенную роль: аккуратно докладывать Маленкову о каждом движении Сталина. Он был достаточно умен, чтобы не претендовать на самостоятельность в данных условиях.
Когда Сталин задумал новую чистку, он допустил непростительную ошибку: невольно спровоцировал объединение полицейских кадров со старыми партаппаратчиками. По проверенным сценариям 30-х годов эти ветви должны были уничтожать друг друга. В результате этой ошибки ему и подсунули министром безопасности партаппаратчика Игнатьева. Сталин принял нового главу госбезопасности в уверенности, что он и его перекует на свой лад. Но Игнатьев оказался истинным сталинцем — он стал играть двойную роль: прилежно выполнял приказания Сталина и аккуратно сообщал о них тем, против кого они были направлены — Маленкову, Берия, Хрущеву.
Игнатьев отлично знал, что никто из министров госбезопасности, уничтожавших людей по приказу Сталина, своей смертью не умер. После выполнения задания Сталин их ликвидировал. Так погибли Менжинский, Ягода, Ежов. Так сидит теперь Абакумов, на очереди стоит Берия, а после Берия Сталин ликвидирует и его, Игнатьева. После ареста врачей Сталин ему заявил: «Если не добьешься признания врачей, мы тебя укоротим на голову». Зная, что Сталин при всех условиях «укоротит его на голову», Игнатьев и стал вести двойную игру — в порядке самострахования. Иначе его не было бы на ХХ съезде, которым руководило старое Политбюро во главе с Хрущевым, Булганиным, Маленковым. Он оказался единственным уцелевшим руководящим чекистом из сталинского окружения: его заместителя Рюмина расстреляли, как и его предшественника министра госбезопасности Абакумова, как и предшественника Абакумова — министра госбезопасности Меркулова, как, наконец, уже после смерти Сталина, расстреляли Берия, ликвидировали министров внутренних дел и госбезопасности — Круглова и Серова. Всех их «выкашивали» вместе с помощниками. А вот Игнатьев остался жив, и в 1974 году к своему 70-летию даже получил орден.
17 февраля 1953 года «безвременно» умер генерал Косынкин, руководитель комендатуры Кремля, ответственный за безопасность Сталина. Генерала назначили на этот пост из личной охраны Сталина. Человек относительно молодой, вполне здоровый, фанатично преданный Сталину и чувствовавший себя независимым от Берия — он недооценил последнего.
Личного врача Сталина Виноградова и начальника лечебно-санитарного управления Кремля Егорова арестовали — все шло по плану Берия. По тому же плану, вероятно, сняли и министра здравоохранения СССР Смирнова, имевшего доступ к Сталину; на его место назначили никому не известного в партии, но хорошо известного Берия врача Третьякова.
Допускал ли сам Сталин заговор против себя со стороны Берия? Не только допускал, но и опасался его после войны. Вот рассказ Хрущева: «После войны Берия стал членом Политбюро, и Сталин начал тревожиться о его растущем влиянии. Более того, Сталин начал бояться его. Я тогда не знал, какие причины для этого, но позднее, когда была раскрыта вся машина Берия по уничтожению людей, все стало ясно. Практические средства по достижению целей Сталина находились в руках Берия. Сталин осознал, что если Берия способен уничтожить любого человека, на которого он укажет ему пальцем, то он, Берия, может уничтожить и любого другого по собственному выбору. Сталин боялся, что он окажется таким первым лицом, которого выберет сам Берия».
С разных сторон Сталин пытался подкопаться под Берия. В Грузии расследовали дело так называемой «мингрельской националистической группы», возглавляемой секретарем ЦК КП(б) Грузии М. Барамия, сфальсифицированное органами МГБ Грузинской ССР. Группа обвинялась в подготовке ликвидации советской власти в Грузии — с помощью империалистических государств, с обвинениями части грузинского партийного аппарата в национализме и во взяточничестве. В ноябре-декабре 1951 г. приняли постановления ЦК ВКП(б) «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия» и Совмина СССР «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов», после чего 37 партийных и советских работников Грузии арестовали, а более десяти тысяч человек выслали с территории Грузинской ССР в отдаленные районы Казахстана. «Большой мингрел», как Сталин иногда именовал Берия, должен был сам попасть в орбиту следствия.
Авторханов пишет: «Пока Поскребышев стоял во главе «внутреннего кабинета», а Власик во главе охраны, Берия не так уж легко было бы использовать охрану Сталина «для своих целей». Но, поддавшись провокации, Сталин разгромил весь свой «внутренний кабинет». Это был с его стороны самоубийственный акт. Легко представить, какое важное значение придавала четверка тому, чтобы место Поскребышева занял человек, способный изолировать Сталина от внешнего мира и информации и сам не знающий, почему это надо делать. Как только Сталин опубликовал статью от 13 января 1953 года об аресте кремлевских врачей, всякие гадания о замыслах диктатора кончились. Теперь все ждали — от членов Политбюро и до рядовых советских граждан — «худшего варианта»: чистки «бурной, всесокрушающей, беспощадной», которая, как и в 1937 году, должна унести в тюрьмы, лагеря и на тот свет миллионы людей, чтобы Сталин чувствовал себя еще более безопасным на своей даче-крепости».
События развивались стремительно. Врачи-заговорщики» под арестом с октября 1952 года; «сценарий» по делу Гомулки уже известен. В ноябре того же года судили ставленников Берия в Чехословакии (процесс Сланского); интенсивно шли допросы бериевцев в Тбилиси. Первые же сообщения Игнатьева о ходе допросов врачей показали, что замыслы Сталина направлены не только против Берия и его чекистов, но и против всего Политбюро.
Процитируем еще раз Авторханова: «Всегда богатая криминальная фантазия Сталина в «деле врачей» оказалась удивительно куцей: он просто вытащил из архива дело Бухарина, Рыкова, Ягоды и судившейся вместе с ними группы кремлевских «врачей-вредителей» (профессора Плетнева, докторов медицины Левина, Максимова и Казакова), вместо старых имен поставил новые, модернизировал обвинение и подсунул его Политбюро. Более того, Сталин снова пустил в ход свою политическую философию того времени о классах и классовой борьбе при социализме, о «правых оппортунистах», о «врагах народа», которые тем больше размножаются, чем больше социализм имеет успехов. Вытащил и впервые тогда примененный прием признания врачей в убийстве (Плетнев, Левин, Максимов и Казаков тоже сознались, что по заданию агентов иностранных разведок, бывших членов Политбюро Рыкова, Бухарина, главы НКВД Ягоды они убили путем вредительского лечения члена Политбюро Куйбышева, члена ЦК Менжинского и «пролетарского» писателя Максима Горького). Сталин настолько ослеп в своей злобе против Политбюро или настолько одряхлел умственно, что уже не видел, как шьет новое черное дело старыми белыми нитками: «...некоторые люди делают вывод, что теперь уже снята опасность вредительства, диверсий, шпионажа... Но так думать и рассуждать могут только правые оппортунисты, люди, стоящие на антимарксистской точке зрения «затухания» классовой борьбы. Они не понимают или не могут понять, что наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы, что чем успешнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов народа» («Правда», 13.01.53). Кто ж эти анонимные «правые оппортунисты»? Конечно, не колхозники, и даже не «врачи-вредители», а члены Советского правительства и руководители органов госбезопасности, которые, как и «правые оппортунисты» Бухарин, Рыков и Ягода, легко могут быть подведены под чекистские пули.
Впрочем, сам Сталин прямо указывает адрес искомых «врагов народа»:
1)»Некоторые наши советские органы и их руководители потеряли бдительность, заразились ротозейством»; 2)»Органы государственной безопасности не вскрыли вовремя вредительской, террористической организации среди врачей».
Сталин не думает, что бесталанно повторяет прошлый трюк, сажая на скамью подсудимых врачей Кремля. Он считает их «вредительство» почти закономерностью: «...история уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники Родины вроде «врачей» Левина, Плетнева, которые по заданию врагов Советского Союза умертвили путем умышленно неправильного лечения великого русского писателя А. М. Горького, выдающихся деятелей Советского государства В. В. Куйбышева и В. Р. Менжинского».
Левин был тогда личным врачом Сталина, как теперь Виноградов. Оба хотели убить Сталина по заданию «правых оппортунистов» и «врагов народа», находящихся на службе у иностранных разведок. Сталин остался жив лишь благодаря собственной бдительности, а органы НКВД ни тогда (Ягода), ни сейчас (Берия) не вскрыли вовремя «вредительской, террористической организации среди врачей». Почему? Ягода — потому что сам оказался и «правым оппортунистом» и «врагом народа», а вот почему не вскрыл Берия, Сталин хочет выяснить теперь.
Сталин заканчивает статью грозным предупреждением: «Советский народ с гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев. Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов-убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать им свое веское слово» («Правда», 13.01.53).
Это язык времен ежовщины, когда Сталин «нашел дорогу» к «вдохновителям» Левина и Плетнева, когда расстрелял половину Политбюро и 70 процентов всех членов ЦК; Берия и Маленков, Хрущев и Булганин, не говоря уж о Молотове и Ворошилове, о Микояне, Кагановиче и Андрееве, отлично знали — и этот язык и свою обреченность, если Сталин останется у власти еще несколько месяцев».
Так или иначе, умер он на даче
Светлана Аллилуева пишет: «В самое последнее время обычными лицами у Сталина на даче были Берия, Маленков, Булганин, Микоян. Появлялся и Хрущев. С 1949 года, после ареста его жены, Молотов был фактически не у дел».
Официальная версия, опубликованная вскоре после смерти: «…смерть пришла внезапно. Субботним вечером 28 февраля 1953 года Маленков, Берия, Булганин и Хрущев ужинали в Кунцево. Сталин был в хорошем настроении, и вечер прошел прекрасно. На следующий день он никому из них не позвонил, что весьма удивило всех. В воскресенье Светлана позвонила в Кунцево. Дежурный офицер сказал: «Сейчас нет никакого движения». Это означало, что отец не шевелился, и было запрещено его беспокоить. Вечером дежурный офицер охраны позвонил Маленкову, Берия, Булганину и Хрущеву и сообщил, что Сталин не звонил насчет ужина. Он боялся, что что-то случилось, но охранники не осмеливались зайти в его комнату. Все четверо поехали в Кунцево. Вызвали Ворошилова и Кагановича. Когда они вошли в комнату, Сталин в одежде лежал на ковре. Он был в коме.
Вызвали врачей. Те установили диагноз — кровоизлияние в мозг от атеросклероза и высокого кровяного давления. По радио объявили, что медицинское лечение осуществляется под контролем ЦК партии. Шестеро членов Президиума постоянно дежурили у постели больного, сменяя друг друга попарно. Сталин был без сознания. Сердце работало нормально, но кровоизлияние расширялось. Дыхание было затруднено. На четвертый день он ненадолго пришел в сознание, но начался паралич. Няня поила его с ложечки. Он показал на одну из фотографий на стене. На ней маленькая девочка кормила ягненка. Так он пытался пошутить по поводу своего беспомощного состояния.
Началась агония. Черты лица заострились и почернели. Сталин задыхался, борясь со смертью. Он поднял левую руку, будто хотел наложить проклятие на окружающих, и скончался. Все плакали. Только Берия не проявлял печали. Все разошлись по делам, связанным с подготовкой похорон. У тела остались Светлана, Булганин и Микоян. Старая няня убирала в комнате. Обслуживающий персонал стал прощаться с хозяином. Это было прощание по-русски. Экономка Валечка, проработавшая в этом доме восемнадцать лет, упала на колени, положила голову к нему на грудь и громко, по-бабьи заголосила. Никто не пытался успокоить или остановить ее».
Рассказ Хрущева: «Сталин заболел в феврале 1953 года. Маленков, Берия, Булганин и я были у него на Ближней даче в субботу ночью... Как обычно, обед продолжался до 5—6 часов утра. Сталин был после обеда изрядно пьяный и в очень приподнятом настроении. Не было никаких признаков какого-нибудь физического недомогания... Мы разошлись по домам счастливые, что обед кончился так хорошо... Я был уверен, что на следующий день, в воскресенье, Сталин вызовет нас для встречи, но от него не было звонка. Вдруг раздался телефонный звонок. Это был Маленков, он сказал: «Слушай, только что звонила охрана с дачи Сталина. Они думают, что со Сталиным что-то случилось. Будет лучше, если мы поедем туда. Я уже сообщил Берия и Булганину. Будет хорошо, если ты немедленно выедешь»... Я быстро оделся и поехал на дачу Сталина... Через 15 минут я был там. Когда мы все собрались, мы посетили дежурных офицеров, прежде чем идти в комнату Сталина. Офицеры объяснили нам, почему они подняли тревогу: «Товарищ Сталин обычно почти всегда вызывает кого-нибудь и просит чай или что-нибудь поесть к 11 часам. Сегодня он этого не сделал». Поэтому они послали Матрену Петровну узнать, в чем дело. Это была старая дева, которая с давних пор работала у Сталина. Она не отличалась блестящими способностями, но была честной и преданной Сталину. Вернувшись, она сообщила охране, что Сталин лежит на полу большой комнаты, в которой он обычно спит. Очевидно, Сталин упал с кровати. Охранники его подняли с пола и положили на диван в маленькой комнате. Когда нам все это рассказали, мы решили, что неудобно явиться к Сталину, когда он в таком непрезентабельном состоянии. Мы разъехались по домам».
Нет смысла рассматривать многочисленные подробности и версии, рассказанные первоначально Хрущевым, охранниками, обслугой, Ильей Эренбургом в книге «Люди, годы, жизнь», Светланой и Василием. В частности, говорилось, что «четверка» во главе с Берия предъявила Сталину ультиматум с предложением уйти со всех постов, и он, якобы, так расстроился, что его хватил удар. Как-то не верится, что его способные (на все) ученики, пытались сохранить жизнь Сталину, «отправив его в монастырь». Да он и мертвый несколько лет держал их всех в страхе. Нравы, царившие в коридорах власти, не оставляли ему шансов: «есть человек — есть проблемы, нет человека — нет проблем» — говорил им Сталин. Скорее всего, они его отравили. Впрочем, никаких доказательств не осталось. Да их и не требуется. Поставленные перед выбором: кому умереть — Сталину или всему Политбюро, члены Политбюро выбрали смерть Сталина. И по-человечески никто не поставит им в вину такой выбор.
Авторханов, сопоставляя детали, известные и логически обоснованные, так описывает процесс отравления Сталина. «Относительно возможного покушения на его жизнь у Сталина был определенный комплекс всех восточно-азиатских деспотов — он боялся именно отравления. Сталин считал потенциальным отравителем любого из членов Политбюро. Хрущев рассказывает просто анекдотические случаи, когда, садясь со своими соратниками за стол, Сталин сначала заставлял каждого из них под различными, хотя и весьма прозрачными предлогами пробовать все, что подано, и лишь после этого сам начинал пить и есть. Лишь Берия не должен был пробовать пищу: он ел только зелень и привозил ее с собою. Это не очень правдоподобное исключение для Берия (от которого, по предыдущему рассказу Хрущева, Сталин ожидал любой подлости) Хрущев делает, видимо, чтобы показать, как Берия мог перехитрить самого Сталина. Что Сталин больше всего боялся отравления, показывает и та тщательность, с которой он оградил свою крепость-дачу от проникновения яда не только в пище, но и в воздухе: «К его столу везли рыбу из специальных прудов, фазанов и барашков из специальных питомников, грузинское вино специального розлива, свежие фрукты доставляли с юга самолетом. Он не знал, сколько требовалось транспортировок за государственный счет, чтобы регулярно доставлять все это к столу... «база» существовала главным образом для того, чтобы специальные врачи подвергали химическому анализу на яды все съедобное, поставлявшееся ему на кухню. К каждому свертку с хлебом, мясом или фруктами прилагался специальный «акт», скрепленный печатями и подписью ответственного «ядолога»: «Отравляющих веществ не обнаружено».
Разумеется, когда сам Берия захочет отравить Сталина, все эти предосторожности не будут играть никакой роли, тем более что «внутренний кабинет» Поскребышева исчез, как и генерал Власик, как и все врачи Сталина. После этого Сталин жил только милостью Берия. «Проблема Сталина» для Берия, в принципе, тогда уже была решена; важнее для него было другое — заполучить дружелюбный нейтралитет молотовцев и активную поддержку членов четверки. Хрущев не отрицает, что Берия умел ловко подбирать людей, обиженных Сталиным: «Берия имел привычку завербовывать в свою сеть людей, у которых возникали трудности со Сталиным. Он ими тогда пользовался для собственной интриги».
Ход и исход антисталинского переворота показывают блестящий успех этого метода «вербовки обиженных». В решающие минуты около Сталина не оказалось никого: ни «старой гвардии» Сталина — молотовцев, ни «вернейшего оруженосца» Поскребышева, ни пожизненного лейб-охранника Власика, ни преданного сына Василия, ни даже личного врача Виноградова. Смерть Сталина караулит и регулирует Берия при неизменном присутствии трех его соучастников — Маленкова, Хрущева, Булганина, изменивших и Сталину и Берия».
Академик Виноградов был помехой из-за своей добросовестности и лояльности. Берия собирался приставить к Сталину своего врача, но Сталин не допускал к себе никаких врачей и перешел на медицинское «самообслуживание». Берия устраивало, что Сталин оказался вне медицинского контроля.
Пытаясь создать себе алиби, заговорщики в правительственных сообщениях указали не только другое время (второе марта) и другое место (кремлевская квартира) болезни и смерти Хозяина, но изменили и сам сценарий — задержку в приглашении врачей почти на 14 часов после появления видимых симптомов кровоизлияния в мозг, отсутствие вскрытия и анализа причины смерти, замену лечащих врачей и врачебной комиссии, подписавшей протокол о смерти. Вызванных с опозданием врачей никто не знал, в том числе и дочь, они были известны только Берия. Фактически врачей вызвали только тогда, когда Сталин был уже в безнадежном состоянии.
Светлану Аллилуеву и Василия Сталина вызвали к умирающему только второго марта, когда Сталин окончательно потерял сознание. Из воспоминаний Светланы: «Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного, ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на шею и затылок, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрерывно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни... Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было уже спасти… Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах... В какой-то момент... он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный... Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, — это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, — тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то вверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился… Только один человек вел себя почти неприлично — это был Берия. Он был возбужден до крайности... лицо его то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, жестокость, хитрость, власть... Он так старался в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить... Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, — отец иногда открывал глаза... Но это было без сознания... Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза... А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывающий торжества: «Хрусталев! Машину!» Это был великолепный современный тип лукавого царедворца, воплощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца, которого вообще трудно было обмануть... Во многом Лаврентий сумел хитро провести отца... Его дико боялись и знали, что в тот момент, когда умирает отец, ни у кого в России не было в руках большей власти, чем у этого ужасного человека»
Все же был один свидетель, присутствовавший при смерти Сталина и категорически и во всеуслышание утверждавший: «Сталина отравили, Сталина убили!». Это сын Сталина Василий.
Тем не менее, смерть Сталина стала спасением и благом как для его верных учеников и соратников, так и для миллиона узников ГУЛАГА, всего советского народа, особенно для евреев.
Последние жертвы тирана
Рано утром шестого марта московское радио объявило о смерти Сталина. Толпы людей устремились на Красную площадь. Многие плакали. Ночью гроб с телом перевезли в Кремль, а утром установили в Колонном зале. По всей гигантской стране дома стояли в траурном убранстве красных флагов с черными ленточками. Даже в лагерях, переполненных людьми, пострадавшими от страшных репрессий его правления, многие горевали.
Сотни тысяч людей со всей страны заполнили поезда, пароходы, самолеты, прибывающие в Москву, чтобы попрощаться с великим вождем, траурной процессией пройти мимо гроба. Вместе с москвичами эти люди образовали миллионную толпу, хлынувшую к Колонному залу. Они спешили попасть в прощальный поток, напирали со всех сторон, толпе не было конца и края. Началась давка. Толпа несла стиснутые тела по всей ширине проездов и проходов — от стены до стены, по асфальту, затаптывая цветы и упавших людей. Вызвали войска, перегородили грузовиками улицы в 7—8 рядов, солдаты пытались вытащить сдавленные тела из-под грузовиков. Неизвестно, сколько народу погибло за три дня траурного прощания. Говорилось о сотнях — до пяти тысяч только задавленных насмерть.
Но было и много таких, кто почти знал правду, и тихо, осторожно, чтобы никто не увидел, радовался окончанию страшной тирании. Нет, они не надеялись на улучшение жизни. Их жизнь прошла, и светлого будущего они уже не ждали. Боялись, что на смену этому тирану придет другой: ведь система оставалась и казалась нерушимой. 30 лет ужаса, неизбывного страха и тирании приучили к покорности, молчанию, неверию близким. Никогда в прошлом России не было правителя кровавее, коварней, хуже этого. Но ведь он умер!
Были еще жертвы. Это молодые, ничего плохого не знавшие о Сталине. Их берегли и скрывали правду, чтобы, не дай Бог, не проговорились, не ляпнули чего, дорогой ценой — свободой — заплатив за информированность. Платить им придется позже, в 1956 году, после ХХ съезда КПСС.